Publications

Вот уже несколько лет бизнес живет в состоянии налоговой неопределенности – привычным офшорным схемам приходит конец, а надежной альтернативы нет. В 2015 г. государство впервые потребовало от бизнеса раскрыть зарубежные активы и отчитаться о контролируемых иностранных компаниях (КИК). А в 2017 г. с накопленного в "офшорных кошельках" придется заплатить первый раз налог на прибыль или подоходный. Под прицелом и частные лица: до июня 2016 г. они должны были отчитаться обо всех операциях по зарубежным счетам и вкладам, и отныне это стало ежегодной обязанностью. Но эффект был бы невелик, если бы войну офшорам не объявили все развитые экономики, создав систему автоматического обмена информацией. Одно только присоединение России к этому механизму в мае 2016 г. так напугало бизнес, что за месяц до конца амнистии капитала – до этого вяло протекавшей – число желающих воспользоваться ею выросло в десятки раз, рассказывали "Ведомостям" чиновники. И клиентов тоже, радовались консультанты.

Офшоры по-новому

Обмен налоговой информацией (первые данные ФНС получит в 2018 г.), ужесточение проверки клиентов иностранными банками, поиск реальных бенефициаров иностранных структур и их доходов, контроль за трансфертными ценами – в мире и в России формируются новые правила игры, и бизнес вынужден к ним адаптироваться.

Основным инструментом международного налогового планирования были соглашения об избежании двойного налогообложения. Они позволяют с наименьшими издержками перекачивать деньги между российскими активами и офшорами. Например, круговорот денег может быть устроен так: транзитом через Кипр уходят в офшоры дивиденды, оттуда тем же путем они возвращаются в Россию в виде займов, а потом снова перетекают за рубеж уже в виде процентов по этим займам, что позволяет компаниям в России экономить еще и на налоге на прибыль. Другая схема – создание в таких юрисдикциях центров прибыли, например трейдеров, которые получают товары из России по заниженным ценам. До недавнего времени ФНС было крайне сложно получить данные об операциях из транзитных стран, а из офшоров – невозможно.

Теперь риски таких схем могут оказаться значительно больше выгоды от них, говорят юристы. Структура владения и денежных потоков по всей группе компаний, местонахождение активов могут стать известны налоговикам, отмечает партнер KPMG Анна Воронкова. Риски удваиваются, поскольку налоговики предъявляют претензии к прошлым операциям.

Проблемы бизнеса "монетизируются" в пользу консультантов. Деофшоризацию опрошенные "Ведомостями" юрфирмы ставят на первое место среди законодательных изменений, повлиявших на их бизнес, – число клиентов и проектов существенно увеличилось. Растет с каждым месяцем, рассказывает управляющий партнер "Пепеляев групп" Сергей Пепеляев: этот процесс охватывает весь бизнес, от крупного до мелкого, поскольку использование офшорных юрисдикций (совсем не обязательно в целях налогового планирования) было очень распространено. Постепенно клиенты начинают понимать, что международное налоговое планирование – это не просто покупка готовых компаний и структур у администраторов, а тщательная разработка тактики и стратегии, отмечает старший юрист Baker & McKenzie Артем Торопов.

Тактика и стратегия меняются. Проектов по международному налоговому планированию всегда было много, рассказывает партнер EY Марина Белякова, сейчас акцент делается на оценке новых правил и связанных с ними рисков, вариантах их снижения. Много проектов по упрощению и приведению в порядок зарубежных структур (в том числе отказ от офшоров), а также переводу активов в Россию, продолжает она. Пять лет назад таких проектов просто не было, замечает партнер International Tax Associates B.V. Рустам Вахитов.

Клиенты сокращают прибыль в КИК, избавляются от лишних структур, погашают внутригрупповые долги, в том числе чтобы не накапливать бумажный доход. Спрос на такой аудит колоссальный, рассказывает банкир из private banking. Если пять лет назад спрашивали, как завести российские активы под иностранную структуру, то теперь – как упростить то, что насоздавали за 10–15 лет, говорит Вахитов. Менять приходится даже те структуры, которые создавали всего три года назад, рассказывает Воронкова. Например, пустые "бумажные компании" без сотрудников и реальной деятельности. Сегодня от таких структур больше неприятностей, чем пользы, согласен партнер Goltsblat BLP Евгений Тимофеев. Много запросов и по зарубежным активам крупных компаний: по межстрановой отчетности, трансфертному контролю, по фактическому праву на доход, управлению иностранными компаниями и уровню присутствия за рубежом, приводит примеры партнер PwC Екатерина Лазорина.

Мелких инвесторов больше заботит валютный контроль за зарубежными счетами. За запрещенные операции грозит штраф в 75–100% их суммы, а благодаря автоматическому обмену налоговики получат и эту информацию.

Борьба за клиента

На этом рынке конкурируют аудиторские и юридические фирмы, российские и международные консультанты. Крупные клиенты отдают предпочтение "большой четверке" аудиторов (EY, PwC, Deloitte, KPMG) и международным юрфирмам, солидарны многие из участников опроса "Ведомостей". Одно из их преимуществ – доступ к международной практике коллег по всему миру, отмечает партнер Deloitte Григорий Павлоцкий. А также экспертиза КИК по МСФО, указывают клиенты. Тут у них изначально более сильные позиции, признает юрист российской фирмы, у клиентов мало опыта, и они боятся ошибиться, например, как по МСФО определять прибыль или убыток КИК.

"Детский мир", к примеру, отдал консультантам "большой четверки" проект, связанный с деофшоризацией, рассказал директор юридического департамента компании Сергей Беллевич. А Альфа-банк привлекал их для методологического сопровождения внедрения FATCA, говорит зампредседателя правления банка Михаил Гришин.

О росте проектов говорят и опрошенные российские фирмы. Большую роль при выборе играет фактор цены – у российских фирм может оказаться дешевле, клиент может предпочесть фирму, с которой он уже работал, и даже конкретного юриста, объясняет юрист крупной компании.

Бизнесмены средней руки чаще идут в небольшие отечественные юрфирмы, считает сотрудник одной из ведущих российских фирм.

"Большая четверка" занимает очень сильные позиции (и особенно по вопросам BEPS) среди корпоративного сектора, делится наблюдениями Белякова, по запросам от состоятельных людей работают доверенные консультанты из разных сегментов рынка, достаточно часто запросы появляются по каналам private banking. Еще один важный игрок – семейные офисы, говорит юрист российской фирмы, иногда они берут на себя полностью сопровождение клиентов. Работы с лихвой хватает на всех, резюмирует партнер налоговой практики Clifford Chance Александр Аничкин.

Россия становится ближе

Борьба с офшорами мобилизовала юристов – они готовы предложить клиентам решения на любой вкус – от переезда в Россию до глубокой конспирации. В арсенале консультантов быстро появились безотзывные трасты, страховые оболочки для инвестиционных портфелей, хитрые фонды, компании без акционеров, пишет в колонке для "Ведомостей" партнер UFG Wealth Management Дмитрий Кленов (см. стр. В8). Например, голландские фонды в отличие от трастовой структуры предусматривают возможность отзыва, рассказывает управляющий партнер "Яковлев и партнеры" Андрей Яковлев. Пользуются спросом административные фонды (STAK) – взамен на выпуск депозитарных расписок в фонд вносятся активы, их владельцем становится фонд, но клиент имеет право на доход. Самая простая конструкция – бенефициар подписывается на полис страхования жизни, например, у компании из Люксембурга, которая становится юридическим владельцем активов. Ею интересуются многие частные клиенты, отмечает Яковлев.

Иногда собственники переводят иностранные структуры на доверенных лиц, проживающих за рубежом, чтобы контроль над КИК не превышал 10% и не приходилось отчитываться о ней. "Было несколько случаев "закапывания активов", – вспоминает консультант крупной компании.

Распространенная схема – смена российского налогового резидентства (для этого нужно проводить в стране менее 183 дней – например, в середине октября стало известно, что владелец USM Holding Алишер Усманов лишился статуса налогового резидента России). Некоторые действительно уезжают и скорее туда, где готовы жить, отмечает Белякова: это могут быть эффективные с точки зрения налогов Великобритания, Кипр и Швейцария, и менее очевидные по этому параметру страны – скажем, Австрия, Испания, Италия. Позитивный для государства фискальный эффект от деофшоризации может быть отчасти нивелирован увеличивающимся числом "налоговых эмигрантов", отмечает Аничкин. Действительно, сменив резидентство, можно легко избежать применения правил КИК, говорит партнер Herbert Smith Freehills Олег Коннов, но, по его мнению, немногие покинули Россию: сложно управлять бизнесом из-за границы. "Кто-то давно перевез семью на Кипр и теперь с удовольствием меняет место жительства, а с ним и налоговое резидентство, – рассуждает Пепеляев. – Кто-то переводит зарубежные компании в другие страны. Кто-то посчитал, что ему проще и удобнее работать в России через свои российские компании".

Крупный бизнес перемещается в российскую юрисдикцию или становится более прозрачным, рассказывает Аничкин. А вот многие люди, у которых меньше производственных активов в России, но есть значительные финансовые инвестиции по всему миру, всерьез рассматривают возможность смены гражданства или налогового резидентства, продолжает он.

Тех, кто просто перепрятывает активы, все меньше, считает Пепеляев: скрыться от налоговиков очень сложно. Предлагаемые решения либо слишком дорогие, либо не снимают всех налоговых рисков, считает Кленов, а чаще всего сочетают оба недостатка.

Многие отказываются от офшоров: для крупных компаний это политический вопрос. Например, еще в конце 2014 г. тот же Усманов перевел активы на российских "дочек", в феврале налоговым резидентом России стала группа "Мать и дитя", в декабре 2015 г. поменял схему владения холдинговой компанией ООО "Волга групп" Геннадий Тимченко, а крупнейший бенефициар строительной ЛСР Андрей Молчанов стал напрямую владеть 57,56% акций компаний.

А для средних и мелких компаний сложные схемы – это серьезные финансовые издержки. Использование офшоров российскими налоговыми резидентами стало достаточно дорогим удовольствием, замечает Аничкин, к тому же иногда такие структуры могут создавать дополнительную налоговую нагрузку там, где ее не ожидают. Если нет весомых причин поддерживать офшорные структуры, они зачастую ликвидируются или значительно упрощаются, продолжает он. Офшоры больше не выполняют задачу налоговой оптимизации, а часто даже мешают ей, согласен партнер "Юста" Максим Ровинский.

Офшорные перспективы

Массовый спрос на такие проекты – явление временное, признают юристы. Законодательные изменения чаще всего ненадолго влияют на количество работы, отмечает управляющий партнер московского офиса фирмы Herbert Smith Freehills Алексей Рудяк. Это временный рост, согласна руководитель налоговой практики "Линии права" Лидия Чарикова. По оценкам Коннова, пик проектов прошел – многие выбор уже сделали. Белякова же ждет, что работы будет еще немало – в ближайшие годы клиентам будет требоваться помощь в подготовке новой отчетности, все больше будет судебных дел, например о применении концепции фактического права на доход.

Баланс будет достигнут через 3–5 лет, считает Вахитов: офшорные схемы никуда не денутся, только рекомендации регистраторов офшоров будут гораздо сложнее, чем "купить Белиз стоит $1200, а BVI – $1500, покупайте лучше Белиз". Белые схемы должны стать еще сложнее и дороже, согласен банкир из private banking.

Мешает деофшоризации само государство – при всех издержках и рисках офшоры или другие юрисдикции могут оказаться привлекательнее и безопаснее родной России. Меняющиеся позиции госорганов, слабая судебная защита в спорах с ними, административное давление не позволяют в полной мере реализовать потенциал деофшоризации, отмечает партнер Vegas Lex Александр Вязовик. Из-за экономической нестабильности и недоверия к российским судам бизнес не спешит отказываться от иностранных структур, согласен Ровинский.